В окопах времени - Страница 25

К оглавлению

25

— Право, вы шутник, князь. Неужели падение с лошади отразилось на вашем самочувствии столь прискорбным образом? — Мужчина засмеялся. — Хватит прикидываться, пора дать команду полку выдвигаться на исходный рубеж — Император ждет. Еще одно последнее усилие, и мы окончательно сломим сопротивление русских — солнце Аустерлица навсегда померкнет для них!

ПРОГРАММА-МИНИМУМ

— Но, парус… па-аарвали, парус! Каюсь, каюсь, каюсь!!! — Лаврентий Павлович в последний раз ударил по струнам и замолчал, переводя дух. Соратники по Политбюро тревожно молчали, наблюдая за ходившим по кабинету взад-вперед вождем, ожидая его вердикта.

Наконец Сталин остановился. Помолчал. Обвел соратников холодным взглядом и неторопливо заговорил:

— Невероятно, но факт. Товарищ Берия не прошел испытания, — наркомвнудел закатил глаза и рухнул со стула. Жалобно звякнула разбившаяся гитара. Ворошилов злорадно засмеялся, прижимая к груди любимую гармонь. Генсек слегка поморщился, но продолжил, мягко переступив через бездыханное тело. — Чем объяснить такой однобокий и странный характер исполнения столь хорошей песни товарищем Берия? Как могло случиться, что потенциально неплохой вокалист, располагающий громадными возможностями и не меньшим потенциалом, так легко и без отпора отказался от своих позиций и своих обязательств? Не объясняется ли это слабостью товарища Берия? Конечно, нет! Он бесспорно сильнее всех заслушанных нами ранее исполнителей.

Чем же объяснить в таком случае систематические уступки и столь, я бы сказал, слабовольное поведение наркома внутренних дел? Это можно было бы объяснить, например, чувством боязни перед революцией, нежеланием демонстрировать свои истинные возможности, отказом от пролетарского интернационализма и такого испытанного метода, как наша общая работа!

— Правильно! — заорал Мехлис. — Поддерживаю, товарищ Сталин. Предлагаю отобрать у него партбилет! Нет, сначала расстрелять, а потом — партбилет!

Вождь недовольно засопел:

— Не в этом дело, товарищи. Я смотрю, вы не поняли мою мысль.

— Так поясни конкретней, Коба? — осторожно поинтересовался Молотов.

— Пожалуйста, — неожиданно покладисто согласился генсек. — Вам надо петь хором!

— То есть… как?! — подобрал с пола отпавшую челюсть Каганович.

— А капелла! — безжалостно отрезал Сталин.

Рядом с валявшимся на полу Берией оказалось еще несколько членов Политбюро.

Сталин презрительно усмехнулся и повернулся к тихо сидевшему в углу Поскребышеву.

— Что там у нас дальше по плану? Доложите!

Секретарь откашлялся:

— Разучивание песен Владимира Семеновича Высоцкого… выполнено? — Вождь благосклонно кивнул. — Тогда приведение в исполнение высшей меры наказания для товарища Хрущева. Эн Эс.

— Опять?! — Хрущев побелел как полотно. — Да сколько же можно? Побойтесь бога, товарищи, сейчас-то за что?

— За целину, — сверившись со списком, дал справку Поскребышев. — А после еще за Карибский кризис, сокращение армии и флота, дискредитацию КПСС…

— Подвинься, чего один на полкабинета развалился? — Никита Сергеевич недовольно ткнул в бок продолжавшего изображать полную потерю сознания Берию. — А то мне раньше времени «педерастов» припишут… Ох уж мне эти попаданцы! — паренек в спортивном костюме, шапке-ушанке и застиранной футболке с надписью «Iron Maiden», неотступно следующий за генсеком, виновато улыбнулся и развел руками.

— Давайте следующий пункт, — устало попросил Сталин. — Только учтите, что работать на Ьтихе я отказываюсь категорически — пусть сначала нормальную операционку на мой ноутбук установят!

— Но тогда нам придется перейти к программе-максимум, — замялся Поскребышев.

Вождь народов обреченно потянулся за новой пачкой «Герцеговины».

Москва, 2009 г

Алексей Махров
РЕЗЕРВНЫЙ ФРОНТ

— Давай-ка, Витек, наливай еще по одной, а я тебе историю одну расскажу, которая случилась со мной в сентябре сорок первого… Ух, хорошо пошла! Ты закуси, закуси — это мериканские сосиски, их только летчикам да генералам в пайке дают! Ну, так вот… Войну я встретил на Украине, сражались мы хорошо, отступали только по приказу, командовал нами Рокоссовский — мировой мужик, я тебе доложу! И что характерно, особистов и чекистов ненавидел лютой ненавистью, хотя на открытый конфликт, конечно, не шел. Ну, были у него причины, перед самой войной сидел он… За что? Ну, за что у нас перед войной сажали? Понял? Сам ты, Витька, враг народа! Если бы у нашего народа такие враги были бы, то ему бы и друзья не понадобились! Кому? Да, блин, народу! Что ты меня путаешь? Я сам запутаюсь! Хе… Уже запутался! Ладно, давай еще по половинке и перекурим.

С чего я начал-то? А! История, что произошла в сентябре! А я что говорю? С кем войну начал? Ну, стало быть, издалека начал! Хе… Хороший табачок, говоришь? Дык, тоже мериканский! Вот чего у союзников хорошо — так это снабжение! Лучше бы второй фронт открыли? Да, уж! Я согласен без сосисок и табака остаться, но чтобы фашистских гадов вместе били! Ладно, опять я отвлекся… Так, значит, начал я войну на Украине, воевали мы хорошо, но из-за дурости начальства попали мы в котел всем фронтом. Да, ты прав — под Киевом это было! Ну, и когда выходили из окружения, зацепило меня осколком. Да так хорошо зацепило — в грудь навылет! Спасибо ребятам из взвода, вытащили-таки к своим! Провалялся я тогда в госпитале, а после выздоровления поставили меня командовать ротой ополченцев. Резервный фронт… Да… Хотели для немцев непреодолимый вал создать, только немцы, чтоб им пусто было, тоже не дураки, обошли нас, так что история с окружением повторилась. Да, Витек, ты прав, тот самый Вяземский котел. Но это уже другая история. А та, которую я тебе рассказать пытаюсь, произошла в самый первый день немецкого наступления.

25