— Они как нажрутся в лежку, их голыми руками передавить можно!
— Посыльного к генералу Бутурлину, живо! — скомандовал поручик: если и остался кто в живых из высших офицеров в числе преображенцев, то обязательно либо пленен, либо ранен, либо усталый так, что с ног падает. Полуполковник Флент, раненный в голову, лично перепоручил командование ротой Чичерину, оттого тот и распоряжался.
Наказав посыльному непременно в точности пересказать генералу, что шведы, упившись вусмерть, уязвимы как никогда, Васька перекрестил солдата и отправил. Как прояснилось чуть позже, на верную смерть: не успел преображенец отойти от вагенбурга и на полста шагов, как застучали выстрелы. Кто-то глухо вскрикнул в той стороне, и все тут же стихло.
— Прибили… — перекрестился Васька. — Прими, Господи, душу раба твоего…
— Как зверя обложили, — проворчал кто-то из гвардейцев, крестясь следом за поручиком. — Что делать-то, Василь Федорыч?
— Ждать посыльного от Бутурлина, — мрачно проговорил Васька. — Аль сигнала к атаке. Не может такого быть, чтоб генерал сам не видел, что шведа ныне крепко побить можно.
Последнее поручик сказал без особенной уверенности в голосе. Генералы, думал он, скорее посыльного к шведам отправят, дабы капитуляцию приняли. Тут в его мысли вкрались и прочно заняли положенное место хульные словеса в адрес собственных воевод. Слыханное ли дело — при таких позициях афронт иметь? «Да вот же она, виктория, пень дубовый! — мысленно ругал генерала Бутурлина неведомый тому преображенский поручик Васька Чичерин. — Токмо нагнись да подбери с землицы! Так не же, пойдет Каролусу сидячее место лизать и прочие места тож!»
А морозец-то крепчает. А пустые брюха бурчат. И от генерала никаких вестей, чтоб его…
— Ах, мать честна! Да что ж это такое происходит? Видать, посыльный к шведам!
Убедившись, что так оно и есть, Васька снова мысленно обложил начальство по матушке, батюшке и прочим родственникам, среди коих нежданно обнаружились ослы, козлы, собаки и ехидны. «Мы тут, видите ли, корячимся, живота своего не жалеем, а они!.. Оставили нас голодными да холодными помирать в болотине Наровской!.. Мать ихнюю за ногу, да когда ж это предательство прекратится?»
Досада и злость: снова предали. Преображенцы недовольно заворчали. Стоило ли кровью своей землицу ижорскую поливать, коли не ценят сего? Васька понимал — еще четверть часа, и гвардию насильно в атаку не поднимешь. Раз генералы сдаются, мол, так и нам сам Бог велел. Еще четверть часа — и все будет упущено.
«Не бывать сему делу! Не бывать!»
— Ружья зарядить, — негромко, только чтоб свои ближние услышали, скомандовал он. — По моему приказу скрытно, без барабанного боя, выходим из вагенбурга. Тебе, Осип, — кивок в сторону гвардейского прапорщика, что первым выразил желание отомстить шведам за поруганный обоз, — брать тридцать человек и перебить стрельцов свейских, что посыльного пристрелили. На прочих мы купно навалимся.
— То мы, а другие роты? А семеновцы с лефортов-цами? — немедленно последовали вопросы. Вполне уместные, надо сказать. — Коль не поддержат нас, сгинем без славы.
— Поддержат, — на сей раз Чичерин сумел сказать это уверенно, хоть сам далеко не так крепко верил в поддержку вылазки, как показывал. — Тебе, Семен, своя инструкция будет: как услышишь пальбу да крики, ори во всю глотку, что приказ атаковать был.
— Так не было же приказу такого! — второй прапорщик не сразу понял, чего от него хотят.
— Было, не было — то после дознаваться будут. А наше дело — шведа побить. Понял?
— Понял, — просиял прапорщик.
— Тогда — с Богом, робяты…
«Не бывать измене, когда баталию выиграть можно!..»
— Что? В чем дело? Кто приказал?!!
Полуполковник, едва не сорвав с головы пропитавшуюся кровью повязку, сползшую на глаза, вскочил на ноги, едва услышал частые хлопки выстрелов. Ни дать ни взять кто-то кого-то атакует. Вопрос был лишь в том, кто и кого. Когда же — и довольно скоро — выяснилось, что в атаку самовольно пошли вверенные ему преображенцы во главе с поручиком Чичериным, Флента охватил неподдельный гнев. Даже боль как будто улеглась. Как поручик мог самочинно повести гвардейцев в атаку? Или все же был приказ о наступлении, да он его благополучно проспал? А тут еще этот горлохват орет про приказ генеральский — мол, атаковать шведа надобно немедля, пока слаб и с силами не собрался… Что творится?
— Стой! — Флент ухватил голосистого прапорщика за рукав — до воротника не дотянешься. — Какая атака? Кто приказал?
— Да генерал же и приказал! — отвечал детинушка, честно-пречестно глядя полуполковнику в глаза. — Нарочного прислал с приказом, а господин поручик исполнять и подался!
— Почему меня не оповестили, черти? — зарычал — от гнева, подстегнутого болью — полуполковник. — Где этот нарочный?
— Да вон там же, в атаке!
Ложь была настолько наивной, что Флент тут же раскусил ее. Никакого нарочного, равно как и приказа, и в помине не было. А поручик еще поплатится за самоуправство!
— Стой! — заорал Флент, оставив в покое обшлаг дюжего прапорщика, выхватив шпагу и пытаясь перекрыть своей персоной проход между телегами. — Стой, не то убью! Не было приказа, не было! Стой, сукины дети!.. А-а-а, доннерветтер! За государя Петра Алексеевича — вива-а-ат!!!
Преображенцы пошли в атаку. По их примеру поднялись семеновцы и лефортовцы. Лавина стронулась… Шведские дозоры, поставленные для отстрела русских посыльных, были сметены ею напрочь.