Спустя час профессор и его супруга поднимались на борт дирижабля «Лемберг» компании «Люфтганза Рус», готовящегося к отправке в рейс Санкт-Петербург — Хельсинки — Стокгольм.
Разместившись с помощью стюарда, молодого, расторопного ярославца, в каюте, профессор оставил жену отдыхать, а сам отправился на обзорную галерею. В стоящих там плетеных креслицах несколько пассажиров рассматривали царящую в ангаре предполетную суету. Заметив, наконец, своего спутника, профессор подошел и уселся в соседнее креслице.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич, — поздоровался, кажется ничего не замечавший, полусонный пассажир, видом напоминавший военного, по недоразумению одевшего гражданское платье.
— Здравствуйте, Александр Александрович, — ответил негромко профессор.
— Вы решились, Сергей Сергеевич? — спросил так же негромко военный.
— Да, я согласен, — ответил, волнуясь, профессор.
— Тогда до встречи в Лондоне, — сказал, вставая, военный, оставив на кресле пакет, поспешно убранный профессором во внутренний карман пиджака.
Через неделю в Лондоне по Гайд-парку прогуливалась, беседуя, пара джентльменов, в одном из которых посторонний наблюдатель признал бы профессора Ольденбурга.
— …Император Николай Второй не любил торжеств, громких речей, этикет ему был в тягость. Ему было не по душе все показное, искусственное, всякая широковещательная реклама. При этом Государь обладал совершенно исключительным личным обаянием. В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз, он умел обворожить своих собеседников, будь то высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской.
— Это очень хорошо, профессор. Вы убедительны в описании характера покойного Государя, — ответил ему собеседник, внимательно слушавший до того монолог профессора, — но это не совсем то, что нужно нам сейчас. Мы планируем воссоздание монархии во главе с Александрой Федоровной.
— Извините, но я вас перебью, князь, — профессор заговорил более взволнованно, чем раньше, — вы же понимаете, что если бы Его Императорское Величество Николай не умер тогда, то Государыня Императрица правила бы вместе с ним? Тогда не было бы тесного союза с Германией. В результате не было бы войны, потому что немцы не решились бы воевать с коалицией трех великих держав, имея в союзниках Австро-Венгрию и Италию. Развитие промышленности продолжалось бы, как и в предыдущие годы, за счет привлечения французских и английских капиталов. Поэтому она была бы намного мощнее и поглотила избыток крестьянского населения. Вот эти возможные позитивные результаты и дают нам, белым, необходимую опору для агитации в пользу Ее Императорского Величества Александры Федоровны.
— Что же, прошу извинить мою поспешность в выводах, похоже, вы правы, профессор, — удовлетворенно ответил князь. — Хотелось бы еще узнать, как вы оцениваете последние новости с родины?
— Трудно сказать что-нибудь определенное, князь. По-моему, «красные», несмотря на разрыв своего временного союза с «черными», морально проиграли. Их советы пользуются все меньшей поддержкой даже у рабочих, не говоря уже о культурных классах населения. Грабежи и расстрелы, развязанные «черными» в Санкт-Петербурге, настолько поразили всех, что даже вытеснение и уничтожение «красными» ответственных за это отрядов анархистов не прибавило им популярности. Меня сейчас больше волнуют отряды националистов и сепаратистов, все эти «зеленые» и «оранжевые».
— Не думаю, чтобы они представляли серьезную опасность, — небрежным жестом отмел этот тезис князь. — Мусульмане не имеют хорошего вооружения и солдат, а сепаратистов поддерживает меньшинство населения. А что вы думаете о Гвардии Возрождения?
— Игра в солдатики, князь, игра в солдатики. Жаль, что она отвлекает от нашей партии множество действительно полезных будущей России людей. Но лишенная внешней поддержки группировка, несмотря на все предварительные успехи, обречена на поражение.
— Даже несмотря на то, что они овладели Приволжским районом военной промышленности и Тулой?
— Даже несмотря на это, князь. Надолго ли хватит им запасов сырья и материалов для производства оружия? Как только все это закончится, сразу же прекратятся и успехи. Москву у «красных» они, возможно, успеют отобрать, а дальше… — профессор укоризненно покачал головой.
Над Москвой гулко разносился перезвон колоколов всех «сорока сороков» церквей и храмов. Перекрывая его, над улицей звучал оркестр, играющий «Прощание Славянки» — печальный и, если подумать, мало подходящий для такого радостного события марш. Под пронзительно-печальные звуки музыки по улицам, стараясь четко печатать шаг и держать равнение, рота за ротой шли войска Гвардии Возрождения. Шли в новеньких, еще не истрепанных, но уже грязных мундирах, взятых на складах ополчения, в старой, неоднократно штопанной, но бережно сохраняемой форме прежних полков Русской Армии, в гражданской одежде с погонами. Шли в одном строю бывшие гимназисты и юнкера, офицеры и солдаты, резервисты и запасники, рабочие и крестьяне, купцы и предприниматели. Вот, неся на плече ручные пулеметы, прошел взвод поддержки во главе с прапорщиком Алексеем Ивановым, бывшим юнкером. За пехотным батальоном, заглушая звуки оркестра грохотом гусениц и моторов, прополз броневой взвод. Из люка первого из броневиков нижегородского производства Т-18 выглядывал штабс-капитан Врангель, Николай Семенович.
Они шли и шли, все как один русские. Ибо русский — это не немец и не англичанин. Русский — это прилагательное к своей стране. И если убьют одного русского — на его место придет другой, неважно какой национальности: чувашин, великоросс или татарин — и снова будет жива Россия.