— Ага. Вот, например! — Шмурдяков выдернул папку и подсел за стол к захмелевшему Зимову.
— Вот, смотри! Возврат всей партии «Заказа №….», приостановка приема продукции… Видишь? Нет, скажи, ты видишь?
— Д-д-а-а, ввиижу, — пьяно протянул ведущий специалист Военного Представительства №… «Н»-ского номерного завода, Зимов Аркадий Моисеевич, и резко мотнул головой.
— А дальше видишь? Назначить комиссию. Видишь?
— Д-д-а-а, ввиижу, — кивнул Зимов.
— А дальше видишь? Решение комиссии. Видишь?
— Д-а-а, вижу, — кивнул Зимов.
— Что ты видишь? Что ты видишь? — затараторил Шмурдяков. — Ты читай! «Допустить с ограничениями. Не применять против бронированных целей». Видишь?
— Д-а-а, вижу, — кивнул Зимов и поднял голову:
— Это как не применять? Это ж бронебойные снаряды!
— Ты подписи читай! «Ту-ха-чев-ский. Павлу-но-вский». Прочитал?
— Да!
— Там… ТАМ в Москве виднее, что к чему! А если бы ты не подписал — что было бы?
— Что было бы? — переспросил Зимов, тупо рассматривая подпись Тухачевского.
— Завод бы не получил зарплаты. Их семьи — жены, дети малые остались бы без куска хлеба. И ради чего? Снаряды бы все равно приняли! Хочешь еще покажу? Тут целый шкаф таких папок! Везде брак, но везде принимают с ограничениями! И так всегда! Поэтому пей, Аркадий Моисеевич! Пей и не бойся! Мы все сделали по уму! Ничего не изменишь!
— Но если война? — попытался возразить Зимов.
— Рассея велика. У нас много заводов. Ведь не все же брак делают! Да и эти снаряды — может, их на учениях расстреливают!
— Может, — согласился Зимов, и его мозг уцепился за спасительную мысль. Мысль была настолько спасительной, что он даже встал из-за стола и заявил:
— Я домой.
— Подожди, Моисеич! Я тебя провожу.
— Я сам! — Зимов отстранил Шмурдякова и вышел из прокуренной кандейки мастеров ОТК.
Свежий воздух взбодрил и потянул на подвиги — вместо дома Зимов направился в сторону вокзала…
Зимов скомкал лист бумаги и швырнул в урну. Уже десятый. Ну и что? Он все равно напишет товарищу Сталину о безобразиях. И лично бросит письмо в
Москве в специальный ящик! До поезда еще час. Успеет!
Успел. И даже прикорнуть успел в поезде. Только вот выпитое накануне… слишком много его было — а ведь нужно было держать себя в руках, чтобы со стороны не было видно, что он нетрезв. Весь путь в Москве от вокзала к заветному ящику и обратно был каким-то смазанным. Но он, Зимов, помнит, как бросил письмо в ящик! Помнит, как сел в поезд, как пошел в вагон-ресторан и чуть не прозевал свою станцию. Помнит, как зашел в коммерческий магазин за водкой. Гулять так гулять! Он пожаловался САМОМУ! В понедельник на заводе он всем устроит! И плевать, что потом будет!..
Вежливо-требовательный стук в дверь вырвал Аркадия из объятий Бахуса и Морфея. Голова нещадно болела и раскалывалась, как бракованный снаряд при ударе о броню. Отбросив шерстяное одеяло, Зимов опустил ноги на прикроватный коврик, нашарил тапки и разлепил глаза. На столе остатки вчерашнего пиршества — две бутылки водки, тарелка с зачерствевшими ломтиками хлеба, обветрившаяся вареная картошка, хвост от селедки и пепельница, ставшая ежиком от папиросных мундштуков. Нужно вставать. Еще стук этот! Какого черта! В самом деле? Часы показывали восемь. И что? ЧТО??? Чего они стучат? Успеет он на эту службу!
Зимов, пошатываясь, поковылял к двери. Восемь утра или восемь вечера? Хрен разберешь! Чего им надо? Почему стучат в дверь? А если он ушел? Знают, что не ушел? Знают, потому что утро. Точно. Стоп! А ведь сегодня воскресенье! ВЫХОДНОЙ! Так какого… УЯ!!! Или уже понедельник? Но ведь он, Зимов, сел пить в субботу, вернувшись из Москвы. Или эти бутылки на столе — продолжение начатого в субботу? Как тяжело идти. Как болит голова! Где же эта дверь? Уцепиться бы за нее! Вот она! Уфффф! Ах да, стучат в дверь! О-о-о-х!
— Ведущий специалист Пэ-Зэ №… Зимов Аркадий Моисеевич? — обратился к нему один из троих людей в форме. Чекистской форме! Как Чека не переименовывай — НКВД, ГПУ, — так оно Чека и останется.
— Д-д-а! — утвердительно ответил Зимов.
— Собирайтесь! Машина вас ждет внизу! — категорично заявил старший из троицы чекистов.
— Д-д-а! — утвердительно ответил Зимов и закрыл дверь. Аркадий прислонился к стене и его прошил холодный пот. Именно прошил. Изнутри наружу. Холодный пот какого-то черного цвета — его организм моментально протрезвел и избавился от алкоголя.
Руки тряслись. Что с собой брать? Говорят, на заводе у кого-то даже был список нужных вещей, а некоторые так заранее держали «лубянские чемоданчики». Черт! Ведь нужно еще побриться! Последний раз как человеку! Но почему? Почему они приехали так рано? Ведь еще светло! Радио! Нужно узнать, какой хоть сегодня день…
Что??? Какая утренняя воскресная заря…. От волнения Аркадий порезался. Черт! Нужно уж закончить начатый процесс! Но почему чекисты приехали утром? И… и где понятые????? Аркадий еще раз порезался. Черт! В самом деле, где понятые? Да и чекисты где? Аркадий еще раз порезался. Идиот! Они приехали за тобой, но не за тобой! От волнения затряслись руки, и Аркадий швырнул бритву в раковину и сунул голову под струю холодной воды. Полегчало! Теперь можно и добриться спокойно. Значит, оно дошло! Дошло его письмо до товарища Сталина, и начали разбираться. Отлично! Будущее Аркадия уже не пугало, оно было в его руках!…
Но он ошибался. Эту ошибку он понял, когда черная «эмка» остановилась на заводском полигоне. Да,
Аркадий, ты сегодня не первая скрипка, дай бог, если шестой ложечник в оркестре. Такого количества черных лимузинов Зимов не видел даже в фильмах. А такого количества Первых Лиц….